В просторной светлой конюшне, что стояла возле реки, впервые увидел мир маленький чёрный жеребёнок. Мать лежала рядом и, заботливо обнюхав свою дочь, стала её облизывать. Весеннее солнце пробивалось сквозь маленькие окошки и освещало большой денник.

   Для кобылки всё было ново, она поворачивала головой и осматривала незнакомую ещё местность. Там была материнская кормушка, там, в резиновой шине, стояло ведро с водой, на стенке весело странное тусклое солнце, не дававшее тепло, а по бокам денника были решётки, через которые сейчас на белый мокрый комок смотрели лошади. Фыркнув, одна из них подняла верхнюю губу и начала принюхиваться, потом, ещё раз фыркнув, опустила голову и стала жевать сено.

   Крохотный жеребёнок почувствовал голод и потянулся к матери, но та поднялась с мягких опилок и ушла на другой конец денника. Кобылка всё ещё хотела есть и, поэтому попыталась, следуя своему природному инстинкту, подняться. Длинные тонкие ножки никак не хотели слушаться. Жеребёнок вставал и вновь падал. Наконец, когда кобылка совсем отчаялась и просто лежала и тяжело дышала от усталости, её мать громко заржала, как бы подбадривая. Чёрный жеребёнок вновь сделал попытку, тонкие ножки всё ещё качались, но стояли на земле. Кобылка неуверенно сделала свой первый шаг, потом ещё и ещё и, приблизившись к матери, ткнулась носом в её сосок, где ждало её тёплое материнское молоко.

   Насытившись, жеребёнок стал обнюхивать все, что попадалось ему на глаза. Вдруг, что-то вдалеке хлопнуло и зашаркало по коридору. В решётчатой двери появилось странное существо не похожее на другую лошадь. Это существо было человек, а точнее конюх по имени Семён. У конюха была короткая рыжая борода, короткая стрижка и приятная белозубая улыбка. На нём была надета бежевая рубаха и спортивные штаны, а на ногах были длинные, до колена, чёрные сапоги.

   Человек бесстрашно открыл дверь и, зайдя в денник, медленно направился к жеребёнку со словами:

   - Привет красавица!

   Конюх аккуратно, не торопясь, погладил вороного жеребёнка и достал из кармана квадратик белого сахара и, положив его на свою ладонь, протянул матери кобылки. Она не отказалась от угощения и взяла сахар своими большими и мягкими губами, а потом громко захрумкала. Человек ещё раз погладил маху и потрепал топорщащуюся белую гриву и вышел из денника, шумно задвинув железную защёлку.

   В большом кабинете по периметру обитым досками из дуба, за своим рабочим столом сидел полный мужчина с гладковыбритым подбородком и маленькими аккуратными усами. Это был директор конюшни Щепкин Иван Дмитриевич. Вокруг него всегда крутились люди, которые хотели походить на него, но не имели на то власти. Отец Щепкина был влиятельным человеком, имеющим по существу своей работы много денег. Своё детство Иван провёл в просторной и светлой квартире в центре Москвы, когда он вырос, то через знакомых устроился на работу заместителя директора крупной фирмы, потом понял, что желает большей власти, и открыл свою компанию. С тех пор в его окружении стало больше подлых людей, всегда готовых ему насолить, но он не винил их за это, а высмеивал и унижал, называя их “свинской знатью”. Щепкин имел тесный круг друзей, с которыми он дружил ещё с младенчества, а теперь они были его правой рукой в компании. Каждый выходные Иван и три его друга выезжали на природу на шашлыки или в загородный особняк, или ходили всей компанией в какой-нибудь дорогой ресторан. Та суббота не была исключением. Четыре товарища сидели за деревянным столом в таверне и распивали кружки светлого пива, а за окном тоскливо падал первый белый снег. Речь зашла о рысаках, ипподроме, скачках и бегах и о деньках, которые можно на этом заработать. Щепкина подхватила эта идея и он, как помешанный, купил участок в Тульской области и начал строительство трёх больших конюшен, потом левад, манежей и покупал амуницию, а уже следующей зимой купил двух кобыл и двух жеребцов русской и рысистой орловской породы. Конюшня разрасталась, рабочий персонал тоже. Щепкин зарабатывал неплохие деньги на том, что выращивал и объезжал жеребят рысистых пород, а потом продавал их как в Россию, так и заграницу.

   Сегодня Щепкин разбирал бумаги и разрабатывал план работы на ближайшую неделю, так как каждый день рождались два, а то и три жеребёнка. В одной конюшне стояли только кобылы, причём так, что с одной стороны русской рысистой породы, а с другой орловской. В другой конюшне стояли только жеребцы по такому же принципу, как и кобылы. А в третьей конюшне стояли жеребята, которых отделили от матерей, годовики, двух и трёхлетки.

   В кабинет постучались

   - Кто? - грубо спросил Щепкин, поднимая голову от бумаг.

   - Это Семён.

   - Входи Семён.

   В дверь вошёл конюх и, быстро улыбнувшись, поздоровался и сел в кресло рядом с рабочим столом директора.

   - Докладывай, - сказал Щепкин всё тем же тоном.

   - Алёнка родила вороного жеребца.

   - Здоров?

   - Здоров. Валька родила кобылу.

    - Да по именам их называй, а то я ж не знаю, кто есть кто. У тебя пол конюшни Вальки, четверть Дашки и ещё четверть Машки! - насмешливо сказал директор.

   - Голубка родила кобылу.

   - Здорова?

   - Здорова. Табакерка родила кобылу.

   - Здорова?

   Семён притих, опустил голову.

   - Так здорова или нет? - предчувствуя беду, сказал Щепкин.

   - Здорова.

   - Но…

   - Но у неё ноги...

   - Что ноги?

   - У неё слабые ноги. Это не страшно, лошадь как лошадь. Из-за этого она всё равно быстро бежать сможет, а вот прыгать высоко и долго - вряд ли. Так что в конкур она не годна.

   - Ты издеваешься? Да? Лошадь как лошадь? Наши лошади всё должны уметь! И бегать, и прыгать, и менку ног на галопе, и пиаффе там всякое, и другие выездковые выкрутасы! Понял? Понял! - выходя из себя, кричал директор.

   - Иван Дмитрич, да всё хорошо будет.

   - Хорошо? Да ты понимаешь, что эта лошадь - на выброс, только телеги сельские таскать!

   - Ну, вот пусть и таскает. Опять же на погрузочных машинах сэкономим. Хотя ей это вряд ли удастся - круп то слабенький. Её можно и в прокат пустить - детишки из города и деревни катаются - а вы денежки зарабатываете, а может и купит кто, - пытался успокоить директора Семён.

   - Да кто эту браковку купит то? - уже более спокойно сказал Щепкин.

   - Ну мало дураков на свете? А может и для прогулок кто купит или для ребёнка. Ведь препятствия она прыгать сможет, только не долго и не высоко. На метр напрыгаем и хватит.

   - Ну ты Семён гений. - уже совсем спокойно сказал директор и улыбнулся конюху.

   Семён в ответ широко улыбнулся и сказал:

   - Ветеринар завтра придёт - жеребят новых проверить. Тогда я пока этих трёх кобыл трогать не буду - пусть денёк постоят, а потом погоняю их на корде или в леваду выпущу, чтоб форму не потеряли. Тогда через недельку уже будем свободно выпускать всех мамаш с детьми в природный манеж.

   - Тебе лучше знать. Ну? Всё тогда, иди, работай, - сказал Щепкин и уткнулся в груду официальных бумаг и записок.

   Чёрныйй жеребёнок проснулся оттого, что его ухо облизывала мать. Было около одиннадцати и кобылка, почувствовав голод, ткнулась в материнское вымя и жадно глотала тёплое молоко, когда в денник зашёл Семён и, улыбнувшись, сказал:

   - Даш, а у тебя кобылка то не промах!

   Жеребёнок оторвался от потребления пищи и с любопытством подошёл к конюху.

   - Тебя Мозаикой назвали! - радостно сказал конюх и потрепал кобылку за гриву и добавил - Но я тебя Махой звать буду. Так что не пугайся, - и рассмеялся.

   В денник зашёл ещё один человек в белом халате и сказал:

   - Здравствуйте, здравстуйте!Новый жеребёнок? Ничего, красивый.

   - А, здравствуйте, Максим Максимыч! - сказал Семён и пожал врачу руку.

   - Общая вакцинация будет через неделю, а пока проверим жеребёнка, - сказал врач и подошёл к Мозаике. Сначала он ощупал все ноги и проверил работу суставов, что жеребёнку очень не понравилось. После ещё нескольких не хитрых процедур врач сказал:

   - Здоров жеребёнок. А про круп вы, наверное, знаете?

   - Да. Знаем. Я ведь тоже в какой-то мере ветеринар, только без диплома, вот и работаю конюхом, - весело сказал Семён.

   - Ну, всё - можете мамашу с дитяткой на первую прогулку отвести - ноги у жеребёнка здоровы, пусть побегает, а то в деннике день для них стоять - тяжело, - сказал врач и вышел из денника.

   - Федруха! Слышь, Федруха! - выйдя вслед за врачом, крикнул конюх.

   Хриплый ответ послышался из глубины конюшни:

   - Ща, иду!

   Через минуту возле денника стоял высокий человек с однодневной щетиной, подбитым глазом и шрамом на щеке. От нового человека пахло спиртом и табаком. На вид, Федрухе было лет двадцать. Фёдр пришёл работать в эту конюшню лишь по тому, что больше пойти было некуда. В области, устроится на хорошую работу, было просто не возможно, закончить какое-то высшее учебное заведение - тоже. Фёдр вечно ввязывался в драки, пил и курил. Директор недолюбливал конюха, поэтому доверял ему только класть в денники сено и убирать навоз с уличной территории конюшни.

   - Федь, выведи Дашку в леваду на час.

   - Хорошо, - с неохотой сказал подозрительный конюх и, надев на махину мать, старенький недоуздок повёл на улицу.

   Чёрный жеребёнок шёл за матерью, и его переполняло волнение и новые ощущения. Повсюду из решётчатых дверей высовывались лошадиные морды. По конюшне ходили такие же люди, как и Семён, но ото всех пахло по-разному. И вот, наконец, Фёдр открыл большую дубовую дверь и в конюшню ворвался весенний луч солнца. Мозаика громко заржала и, впервые опередив мать на несколько футов, выскочила на улицу, и её коленки затряслись от чувств. Над головой пролетел серый голубь, на забор села ворона и стала громко каркать, с каждой секундой больше и больше пугая молодую кобылку. На улице были крики, стуки, и многие другие, незнакомые до сих пор жеребёнку, звуки и запахи. Маха быстро прижалась к материнскому брюху и уже ни на шаг не отходила от неё, пока конюх не завёл лошадей в просторное круглое пространство. Жеребёнок ощутил под ногами песок.

   Уже через несколько минут, Маха, освоившись, носилась вокруг матери и то и дело тыкалась ей в сосок за тёплым молоком, которое давало ей больше сил. Чёрный жеребёнок внимательно изучал материнские повадки. Пытался также низко наклонить голову и шевелить губами, дышать в такт материнскому сердцу, копать песок, поднимая столб рыжей пыли. Но самым странным и непонятным для кобылки оставался материнский хвост. Он размахивал во все стороны, каждый раз хватаясь за бока и спину, отгоняя тем самым надоедливых мух. Маха изо всех своих сил махала в разные стороны своим маленьким, ещё не пушистым хвостиком, но ощущала лишь похлопывания. Мать, увидев мучения дочери, повернулась к ней и начала вылизывать и громко фыркать, после чего жеребёнок растянулся на песке и сладко заснул.

   Разбудило Мозаику громкое ржание рыжего молодого жеребца,чья шкура блестела под лучами солнца, которого вели мимо левады. Она вскочила и заржала в ответ. Жеребца ввели в соседнюю леваду, и он начал бегать по кругу, высоко задирая задние ноги, потом копать песок, а в конце грузно завалился на бок и начал кататься, дёргая всеми ногами и громко фыркая.

   Маха решила повторить трюки рыжего жеребца. Она стала бегать вокруг матери и как можно выше задирать свои тоненькие, задние ноги, потом копать песок и, упав на бок, сделала несколько попыток покататься, но у неё это не получилось и она, от обиды, осталась лежать на боку. Молодой жеребец видел, как жеребёнок пытался всё повторить, но у него это не получилось, и он громко заржав, обращая махино внимание на себя, вновь стал копать песок, и вновь, грузно завалившись, стал перекатываться с одного бока на другой. Жеребёнок никак не отреагировал на действия вороного, она слишком устала и, встав с тёплого песка, подошла к матери за очередной порцией молока.

   Ещё через час Мозаику и её мать забрали из левады, и повели обратно в конюшню на обед. В кормушку засыпали ведро овса с отрубями, а на пол кинули огромную охапку сена. Маха всё внимательно обнюхала, но ничего не привлекло её, хотя мать всё ела с большим аппетитом, лишь иногда прерываясь на то, чтоб понюхать свою дочь, и, громко фыркнув, продолжала.

   Дубовая дверь громко хлопнула, и в конюшню зашёл полный мужчина, в костюме и галстуке. Это был директор конюшни Щепкин. Он каждую неделю приходил на конюшню и проверял, насколько добросовестно работают его конюхи, как почищена лошадь, сыта ли она и как поживают новорожденные жеребята, какой запах в конюшне, насколько чистая амуниция, как чисто вычищены полы и как много навоза в денниках лошадей, особенно беременных или недавно родивших кобыл. Конюхи ужасно боялись этой проверки, ведь Щепкин никогда не предупреждал, в какой день недели и в какое время он придёт, он просто резко отодвигал все бумаги, вставал и шёл на конюшню. Он мог зайти в любую из трёх конюшен и, проверив всех лошадей, пойти в следующую. Если директор был недоволен состоянием доверенной конюху амуниции, лошади и её денника, он мог запросто его уволить.

    Щепкин зашёл в денник к Табакерке. Белой кобылке ужасно не понравился запах, который исходил от нового человека, и ещё ей не понравилось, что он трогает и ощупывает её мать. Поэтому она, прижав уши, громко заржала и ударила директора задними ногами. Тот от неожиданности упал прямо в свежий навоз, жеребенок, не растерявшись, со всей силы куснул Щепкина за руку, тот вскочил и с криками выбежал из конюшни, а все конюхи, как только хлопнула дверь, громко засмеялись и кричали:

   - Ай, Мозаика, ай дала! Вот что дама может сделать с мужчиной!

   Так, начался конфликт, между Махой и директором, который в последствии перерос в ненависть.